Неточные совпадения
Она молча
прошла в спальню, позвенела там ключами, щелкнул
замок, позвала...
Было около полуночи, когда Клим пришел домой. У двери
в комнату брата стояли его ботинки, а сам Дмитрий, должно быть, уже спал; он не откликнулся на стук
в дверь, хотя
в комнате его горел огонь, скважина
замка пропускала
в сумрак коридора желтенькую ленту света. Климу хотелось есть. Он осторожно заглянул
в столовую, там шагали Марина и Кутузов, плечо
в плечо друг с другом; Марина
ходила, скрестив руки на груди, опустя голову, Кутузов, размахивая папиросой у своего лица, говорил вполголоса...
Когда меня после допроса раздели, одели
в тюремное платье за №, ввели под своды, отперли двери, толкнули туда и заперли на
замок и ушли, и остался один часовой с ружьем, который
ходил молча и изредка заглядывал
в щелку моей двери, — мне стало ужасно тяжело.
Когда загремел
замок, и Маслову впустили
в камеру, все обратились к ней. Даже дочь дьячка на минуту остановилась, посмотрела на вошедшую, подняв брови, но, ничего не сказав, тотчас же пошла опять
ходить своими большими, решительными шагами. Кораблева воткнула иголку
в суровую холстину и вопросительно через очки уставилась на Маслову.
Книг мы с собой не брали;
в контору
ходить я не решался; конюшни и каретный сарай запирались на
замок, и кучер Алемпий, пользуясь полной свободой, либо благодушествовал
в трактире, где его даром поили чаем, либо присутствовал
в конторе при судбищах.
Прошло после свадьбы не больше месяца, как по городу разнеслась страшная весть. Нагибин скоропостижно умер. Было это вскоре после обеда. Он поел какой-то ухи из соленой рыбы и умер. Когда кухарка вошла
в комнату, он лежал на полу уже похолодевший. Догадкам и предположениям не было конца. Всего удивительнее было то, что после миллионера не нашли никаких денег. Имущество было
в полной сохранности,
замки все целы, а кухарка показывала только одно, что хозяин ел за час до смерти уху.
Мгновениями ему мечтались и горы, и именно одна знакомая точка
в горах, которую он всегда любил припоминать и куда он любил
ходить, когда еще жил там, и смотреть оттуда вниз на деревню, на чуть мелькавшую внизу белую нитку водопада, на белые облака, на заброшенный старый
замок.
Веришь ли, что, бывало,
в Алексеевском равелине, — несмотря на допросы, очные ставки и все прибаутки не совсем забавного положения, я до того забывался, что,
ходя диагонально по своему пятому Nомeру, несознательно подходил к двери и хотел идти за мыслию, которая забывала о
замке и страже.
Они вместе
прошли в кабинет к несгораемому шкафу. Осмотрев
замок при помощи ручного фонарика, Сенька вполголоса выругался...
Сени и лестницу я
прошел, еще не проснувшись хорошенько, но
в передней
замок двери, задвижка, косая половица, ларь, старый подсвечник, закапанный салом по-старому, тени от кривой, холодной, только что зажженной светильни сальной свечи, всегда пыльное, не выставлявшееся двойное окно, за которым, как я помнил, росла рябина, — все это так было знакомо, так полно воспоминаний, так дружно между собой, как будто соединено одной мыслью, что я вдруг почувствовал на себе ласку этого милого старого дома.
В то время Разноцветов
ходил в плисовых шароварах и
в александрицкой рубахе навыпуск; он не торопясь отпускал и принимал, не метался, как угорелый,
в погоне за грошом, а спокойно и с достоинством растил брюхо, подсчитывая гривну к гривне и запирая выручку
в кованый сундук с гулким
замком.
— Ну, а если бы… (тут лицо старого джентльмена приняло лукавое выражение), если бы вы увидели, что я
хожу в полночь около железнодорожного склада, осматривая
замки и двери… Понимаете вы меня, Джон?
Девушка боялась даже бабушки, которая
ходила по комнатам как помешанная и торопливо прибирала все
в сундуки, щелкая
замками.
Седьмой уж час почти
в исходе,
А
в восемь приказал себя он разбудить.
Он спит по-русски, не по моде,
И я успею
в лавочку
сходить.
Дверь на
замок запру… оно вернее.
Да… чу… по лестнице идут.
Скажу, что дома нет… и с рук долой скорее.
— Верно не знает! — подхватил Зарядьев. — Вот года три тому назад ко мне
в роту попал такой же точно молодчик — всех так и загонял! Бывало, на словах города берет, а как вышел
в первый раз на ученье, так и язык прилип к гортани. До штабс-капитанского чина все
в замке ходил.
Прошел уже целый час
в мучительной бессоннице, как вдруг ему послышалось, что товарищ его начинает приподниматься. Эльчанинов напряг внимание. Задор-Мановский действительно встал с постели, тихими шагами подошел к двери, отпер ее и вышел; потом Эльчанинову послышалось, что
замок в дверях щелкнул.
На четвертый день Марфа Андревна сама покинула свое заточение.
В этот день люди увидели, что боярыня встала очень рано и
прошла в сад
в одном темненьком капоте и шелковом повойничке. Там,
в саду, она пробыла одна-одинешенька около часу и вышла оттуда, заперши за собою на
замок ворота и опустив ключ
в карман своего капота. К господскому обеду
в этот день был приглашен отец Алексей.
Мы въехали
в деревню и скоро остановились у ворот
замка. Я велел людям слезть и
в сопровождении унтер-офицера вошел
в дом. Всё было пусто.
Пройдя несколько комнат, я был встречен самим графом, дрожащим и бледным, как полотно. Я объявил ему мое поручение, разумеется он уверял, что у него нет оружий, отдал мне ключи от всех своих кладовых и, между прочим, предложил завтракать. После второй рюмки хереса граф стал просить позволения представить мне свою супругу и дочерей.
Крутицкий. Ай, ай, ай! Что я слышал-то, что я слышал! Что затевают! Что девают! Вот она, жизнь-то наша! Убить сбираются, ограбить! Уберег меня бог, уберег. А я вот услыхал, ну и спрячусь, сам-то и цел буду. Ну, и пусть их приходят, пусть
замки ломают. Приходите, приходите! Милости просим! Немного найдете. Мы и дверей не запрем! Хорошо бы их всех, как
в ловушку, а потом кнутиком. Иголочку бы с ниточкой мне поискать. Ну, да еще поспею. Приводи гостей, Петрович, приводи! А я пока вот
в полицию
схожу. (Уходит).
— Вот ей-богу! Не
сойти мне с места! Да ты посмотри
в замок — я открою ставню. Ну, вот — две капли воды — японец!
И мне изменили. Подло, коварно, как изменяют женщины, холопы и — мысли. Мой за́мок стал моей тюрьмой.
В моем за́мке напали на меня враги. Где же спасение?
В неприступности за́мка,
в толщине его стен — моя гибель. Голос не
проходит наружу — и кто сильный спасет меня? Никто. Ибо никого нет сильнее меня, а я — я и есть единственный враг моего «я».
Мы вышли из конторы
в ворота, потом
прошли небольшой двор и остановились у запертых ворот другого. Мой провожатый приложил лицо к оконцу
в воротах и крикнул дежурного. За воротами послышалось звякание связки ключей, потом калитка отворилась и опять захлопнулась за нами. Теперь трое крепко запертых ворот с тремя огромными висячими
замками отделяли меня от вольного божьего мира.
Ходил слух, будто злополучный кадет имел несчастие испугать своим появлением
в окне одно случайно проезжавшее мимо
замка высокое лицо, за что и был наказан не по-детски.
Села на коленочки, начала выворачивать. Да ручонки тонкие, как прутики, — ничего силы нет. Бросила камень, заплакала. Принялся опять Жилин за
замок, а Дина села подле него на корточках, за плечо его держит. Оглянулся Жилин, видит — налево за горой зарево красное загорелось, месяц встает. «Ну, — думает, — до месяца надо лощину
пройти, до лесу добраться». Поднялся, бросил камень. Хоть
в колодке, — да надо идти.
Я не осмеливалась спросить, как он пробрался сюда, оставшись незамеченным Николаем и Мариам, которая, впрочем, почему-то не выходила
в последние ночи на крышу. Я еле успевала за моим избавителем, минуя одну за другой темные, как могилы, комнаты
замка. Вот мы почти у цели: еще один небольшой коридорчик — и мы окажемся
в столовой
замка, а там останется
пройти самую незначительную и наименее опасную часть пути.
И не
прошло минуты, как за запертою дверью послышался неистовый визг; ключ повернулся
в замке, дверь с шумом распахнулась; Иосаф Висленев вылетел из нее кубарем, смеясь и кривляясь, через все комнаты пред изумленными глазами Бодростина, Грегуара, Ропшина и Кишенского.
В замке между тем публика готовилась к поздравлению жениха и невесты и нетерпеливо поглядывала на часы…
В передних толпились лакеи с подносами; на подносах стояли бутылки и бокалы. Чайхидзев нетерпеливо мял правую руку
в левой и глазами искал Олю. Княгиня
ходила по комнатам и искала Олю, чтоб дать ей наставление, как держать себя, что ответить матери и т. д. Наши улыбались.
Восемь солдат
проходило через Арматлук. Узнали они, что есть склад вина, дали
в зубы охранявшему склад милиционеру-почтальону, прикладами сбили
замок, добыли вина и стали на горке пить. Подпили. Остановили проезжавшую по шоссе порожнюю линейку и велели извозчику-греку катать их. Все восьмеро взвалились на линейку и
в сумерках долго носились вскачь по улицам дачного поселка с гиканьем и песнями. А потом стали стрелять
в цель по собакам на дворах. Пьяные заснули
в степи за поселком. Грек уехал.
Прошло пять минут, и узник ни разу не шевельнулся. Пятнадцатилетнее заточение научило его сидеть неподвижно. Банкир постучал пальцем
в окно, и узник не ответил на этот стук ни одним движением. Тогда банкир осторожно сорвал с двери печати и вложил ключ
в замочную скважину. Заржавленный
замок издал хриплый звук, и дверь скрипнула. Банкир ожидал, что тотчас же послышится крик удивления и шаги, но
прошло минуты три, и за дверью было тихо по-прежнему. Он решился войти
в комнату.
Прошло два месяца. Приговор о княжне Шестовой, посланный на Высочайшее утверждение, как состоявшийся над лицом дворянского звания, вернулся, объявлен
в окончательной форме и вступил
в законную силу. Княжна была отправлена этапным порядком
в Москву
в пересыльный
замок.
Бернгард вышел из
замка и
прошел в парк.
Прошло томительных полчаса, пока наконец, после неимоверных усилий и множества проб всевозможных отмычек, тяжелый
замок был отперт. Но он так заржавел
в петле, на которой был надет железный болт, что его пришлось выбивать молотком. Этим же молотком пришлось расшатывать болт. Удары молотка звучно раздавались по княжескому парку и отдавались гулким эхом внутри беседки.
Так кончился разговор, открывший многое Густаву. Нельзя выразить мучительное положение,
в котором он провел целый день между мечтами о счастии, между нетерпением и страхом. Иногда представлялась ему Луиза
в тот самый миг, когда она,
сходя с гельметского
замка, с нежностью опиралась на его руку и, смотря на него глазами, исполненными любви, говорила ими: «Густав, я вся твоя!» То гремело ему вслух имя Адольфа, произнесенное
в пещере, или виделось брачное шествие брата его с Луизой…
Старухи и мальчик, увидев
в сумраке что-то двигающееся, от страха почли его за привидение или зверя и что было мочи побежали
в противную от
замка сторону. Отчаяние придало Густаву силы, он привстал и, шатаясь, сам не зная, что делает, побрел прямо
в замок. На дворе все было тихо. Он
прошел его, взошел на первую и вторую ступень террасы, с трудом поставил ногу на третью — здесь силы совершенно оставили его, и он покатился вниз…
Между тем как все
в замке ходили будто угорелые, от желания угодить доброй молодой госпоже и от страха не выполнить
в точности воли старой владычицы, предмет этих забот, Луиза, мыслями и чувствами была далеко от всего, что ее окружало.
Прошло шесть лет. Яков и Григорий Иоаникиевы Строгановы
сошли в могилу. Их великое дело на далекой по тогдашнему времени окраине России перешло
в руки не принимавшего до тех пор участия
в делах братьев их младшего брата Семена Иоаникиева и двум сыновьям покойного Максима Яковлевича и Никиты Григорьева Строгановых. Их и застаем мы
в момент начала нашего рассказа
в июле 1631 года
в деревянном
замке.
В эту самую минуту среди
замка вспыхнул огненный язык, который, казалось, хотел слизать ходившие над ним тучи; дробный, сухой треск разорвал воздух, повторился
в окрестности тысячными перекатами и наконец превратился
в глухой, продолжительный стон, подобный тому, когда ураган гулит океан, качая его
в своих объятиях; остров обхватило облако густого дыма, испещренного черными пятнами, представлявшими неясные образы людей, оружий, камней; земля задрожала; воды, закипев, отхлынули от берегов острова и, показав на миг дно свое, обрисовали около него вспененную окрайницу; по озеру начали
ходить белые косы; мост разлетелся — и вскоре, когда этот ад закрылся, на месте, где стояли
замок, кирка, дом коменданта и прочие здания, курились только груды щебня, разорванные стены и надломанные башни.
— Моя барская барыня, — отвечал, смутясь, Волынской. (У него вертелись
в голове темные догадки насчет ее.) — Только удивляюсь очень, каким образом наш Парис, не
сходя со стула
в приемной его светлости, мог подметить такое сокровище, которое хранится у меня за тридевять
замками.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали
проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал
в замкѐ своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
А ночью живые люди превращались
в призрачные тени и бесшумною толпою
ходили вместе с ним, думали вместе с ним — и прозрачными сделали они стены его дома и смешными все
замки и оплоты. И мучительные, дикие сны огненной лентой развивались под его черепом.